Участники музыкальной группы "101" рассказали о пути к статусу звезд казахстанской эстрады

В 1996 году в Таразе появилась музыкальная группа «101». Друзья пошли вслед за мечтой, прошли испытание славой и успехом. Преодолевали вместе трудности, распадались, вновь собирали группу и в итоге сумели подойти к творческому юбилею в статусе звезд казахстанской эстрады.

Сложная материя успеха

Иван Бреусов, Ербол Джайлау­ов, Станислав Ли, Руслан Купобаев – сегодняшний состав группы. Их история о том, как из провинциального города, без денег и связей вырваться на большую сцену.

Успех – сложная материя, которую не всегда можно просчитать с математической точностью. Едва ли в начале пути ребята из Тараза могли всерьез рассчитывать на популярность по всей стране. Это было неожиданностью. Такой же, как и полученная после воссоединения в 2019 году специальная музыкальная премия «Эпоха».

Считается, что это награда для мэтров за особый вклад, творческое долголетие… Стоп! Кажется, недавно это был хореографический коллектив, делающий ремейки на подтанцовку Майкла Джексона (да, именно так все начиналось!), а сегодня – целая эпоха. Неожиданно и приятно.

В 2003 году группа «101» приняла участие в конкурсе молодых исполнителей «Новая волна» в Юрмале. Достижением стало не призовое место, а внимание жюри, приз зрительских симпатий и приглашение на участие в телевизионном проекте «Песня года».

Билет на большую сцену для всей группы в итоге трансформировался в вызов Ивана Бреусова на проект «Фабрика звезд-4». Это тот сезон, в котором были Тимати, Доминик Джокер, Стас Пьеха. Для одного человека, несомненно, успех. Для группы же это означало начало конца.

Все понимая, Иван противился желанию продюсеров раскручивать его, как сольного исполнителя. Группа рассуждала иначе и, наоборот, убеждала друга принять новый вызов и отправиться в Москву. Ведь на тот момент «Фабрика» была музыкальным шоу № 1, и не отпустить друга – элементарный эгоизм.

У истории красивый финал. Да, Иван не стал победителем «Фабрики». Пожалуй, даже всем видом показывал, что ему это не особо интересно. Но когда на одном из отчетных концертов можно было выбрать любую звезду эстрады (мечта многих!) для выступления дуэтом, Иван отказался от этой возможности – и выбрал группу «101».

Красиво!

Для шоу и продюсеров – решение максимально нелогичное. Но для «пацанов» из Тараза – это «по понятиям». В итоге и группа сохранилась, и свою минуту славы получил весь коллектив.

Конечно, это не спасло от проб­лем в будущем. Были и взаимные упреки, и непонимание, и проб­лемы, через которые проходят музыканты, добившиеся успеха. Никто от этого не застрахован, и вопрос, скорее, не в том, как ты этого избежал, а в том, как ты с этим справился…

В 2017 году группа решила попробовать начать все заново. В период пандемии записывали новые песни и перевыпускали старые хиты. Сейчас готовятся к юбилейному концерту. Пусть и не понятно, когда его можно будет провести в полноценном формате.

Креатив и экономика

Наш разговор с Ерболом Джайлауовым получился обстоятельным, и говорили мы не об истории группы, которая много раз рассказана, а о том, как должна развиваться современная казахстанская музыка, чтобы таланты не уезжали из страны. И о том, как креативная экономика может помочь развитию всей креативной индустрии.

– Ербол, на Ваш взгляд, почему сейчас так много казахстанцев становятся успешными за рубежом?

– Много думал, почему творческая молодежь уезжает. Можно сказать, что одна из причин – отсутствие системы монетизации их таланта. Здесь полностью отсутствует такая практика. И даже там, где она работает, этого недостаточно, потому что культуры потребления платного контента и приобретения законным способом песни или любого другого интеллектуального продукта у нас не существует. Поэтому артисты зарабатывают только на свадьбах и тоях.

Все те, кто уезжает сегодня в поисках лучших вариантов для развития карьеры, как правило, люди, работающие в формате, не подходящем для свадеб. Может быть, творческие порывы не позволяют или воспитание. И еще, мне кажется, это вопрос языка.

– Поясните, пожалуйста.

– Все, кто уехал в Россию, будем пока о них говорить – русско­язычные артисты.

– Скриптонита сложно назвать таковым – половину слов вообще не разобрать!

– Скажем так, он поет на современном русском. Здесь если петь на русском, им будет сложно найти обратную связь с публикой.

Второй момент. Когда мы говорим о людях, которые влияют на формирование плэйлиста на общественных мероприятиях или телеканалах, это продюсеры телеканалов и радиостанций, начальники от культуры. И у меня такое ощущение, что их руки связаны идеологией, которую они сами до конца не понимают. Точнее, понимают ее топорно: все должно быть на казахском языке.

– Но мы же сейчас говорим о чистом творчестве, которое порой выше границ, стран и народов, а не о национальном продукте.

– Есть определенные каноны понимания песни: мелодия, бит, слова. Песня всегда о чем-то и имеет смысл. На каком языке? Так ли это важно, когда мы говорим о творчестве? Нас приглашают на запись новогоднего проекта на ТВ и говорят: нужна ваша пес­ня на казахском языке. У нас их несколько. «Какая?» – уточняю я. А продюсер проекта не может ответить, даже названия не знает. А у нас большинство песен на русском языке, и я предлагаю: «Давайте мы споем на русском». И нам тогда говорят: «Ой, извините, тогда, наверное, вы нам не подходите…»

Есть второй момент для каждого артиста: для чего мы поем? Чтобы нас слушали и услышали! Поклонники, просто слушатели. Недостаточно хорошей мелодии. Мне, может, и нравится, но я не понимаю смысла – пойду слушать, что поют на том языке, который я знаю.

– Если вслушаться в современную популярную музыку на испанском или английском, смысла там не очень много. А для нашей аудитории до сих пор важна содержательная часть?

– Конечно. Это идет с советских времен, и даже еще раньше – у нас всегда было важно, о чем поется в песне. Такова наша традиционная песенная культура. В основе всего – слово. Айтысы если взять – это состязания мастеров слова. Музыка не имеет первостепенного значения. Поэтому так повелось, что мы больше внимания уделяем именно содержанию.

Мы не должны забывать, что музыка – продукт, а слушатель – потребитель этого продукта. Сейчас мы невероятными темпами движемся вперед. Все меняется ежеминутно. 18–20-летние нас уже не поймут. Они иначе воспринимают все, и музыку в том числе. Их мозг эволюционировал, изменился.

Психологи везде об этом твердят: человек воспринимает информацию только первые несколько секунд. Посмотрите, на чем базируется популярность «ТикТока». Но за 15 секунд ты не расскажешь историю, песню. На первый план выходит бит: качнул, зацепил, привлек внимание.

– Может быть, и «101» нужно сделать голос быстрее и басов добавить?

– Я уверен, что каждый творческий человек, певец или композитор делает то, что у него внутри. Так сказать, полевой игрок не сможет стать вратарем. Судьбу, себя не обманешь. Может, и хватит ума, но сердца не хватит, не хватит порыва.

– Президент страны озвучил идею поддержки молодых творческих талантов. Как это может выглядеть на практике?

– Креативная экономика – в первую очередь бизнес-план. Государственные деньги должны выделяться деятелям культуры только после предоставления конкретного бизнес-плана.

– Занял, заработал, вернул?

– Конечно. Даже если в ноль сработаете – хорошо! Но выделяющие деньги должны понимать, как продукт будет продаваться. То, что я, условно говоря, написал несколько хороших песен – не гарантия. Многие же исполнители просто поступают: записал трек, выпустил, посмотрел, что получилось. Так нельзя. Если брать креативную экономику, она должна быть в первую очередь эффективна. В Южной Корее, Америке никто просто так денег не выдает и не получает.

Нельзя «откат» заложить в бизнес-план, значит, не будет коррупции. Там, где существует коллегиальное принятие решений, это невозможно. И принимают их не только деятели культуры, но и экономисты.

В регионах назначают руководителями отделов культуры певцов, исполнителей. А там, на мой взгляд, должны быть люди из бизнеса, которые умеют зарабатывать деньги и квалифицированы в вопросах креативной экономики. Завтра художник придет и скажет: я так вижу, у меня творческий порыв. Хорошо, но давайте спросим: а это в тренде?

Ставят сегодня на улицах городов новые памятники, один, второй, третий. Это хорошо – достойные люди достойны памяти и уважения. Но почему это не рассматривается через призму креатива: попадет памятник в список главных достопримечательностей города? Войдет ли эта скульптура в топ самых креативных памятников в мире? Если нет, зачем утверждать «проходные» проекты?

Креативная экономика, кроме бизнес-плана, должна подразумевать наличие успешных кейсов за плечами артиста. Заработать на свадьбе – это не успешный кейс. Ирина Кайратовна, Иманбек, Димаш – они зарабатывают официально: на рекламных контрактах, на монетизации в YouTube. А когда тебе «десятку» в карман кладут на празднике, без налогов, без учета – это совсем другое.

Успешный кейс – обязательно хит. И есть понятие «народная любовь». Тебе может в творческом плане нравиться все что угодно, но нельзя отрицать успешность песни у широкой аудитории.

– Сказанное – о тех, кто «на волне». А «старшие» могут запрыгнуть «на паровоз креа­тива»? Группа «101» может?

– «101» сейчас тоже не успешный кейс в том контексте, о котором мы говорим. Мы зарабатываем на свадьбах и концертах. Это небольшие деньги.

– Давай представим, что вашей группе не 25 лет, а один год. Вся творческая жизнь впереди, и руководство страны говорит: давайте помогать молодым. Как бы Вы сквозь призму опыта для себя молодого видели эту помощь?

– В первую очередь искал бы для себя молодого «окно». Как в ЦОНе. Берешь талончик, подходишь, говоришь: «Я артист». Тебе отвечают: у нас разработана программа, кому мы и как помогаем. Вот вам буклетик. Я записываю песню, отправляю на комиссию и жду ответ. Это при условии, что мне сейчас 20 лет, конечно!
Предполагаю, что государство должно взять на себя функции дистрибьютерской компании. Стриминг-платформы сегодня – то же самое, что киоски по продаже пластинок. Теперь такой «киоск» – в кармане у каждого, это мобильный телефон.

«Киоск» – это музыкальная платформа. Государство собирает песни. Любые. Автор сам пишет треки, сам их загружает и видит потом в профайле все, что зарабатывает с прослушиваний своей музыки. Важно, что это чис­тая прибыль с уплатой налогов и всех необходимых платежей.

При этом государство должно сказать народу: у нас креативная экономика, и мы вкладываем деньги в поддержку творчества, талантливых исполнителей. Но и вы их поддержите – покупайте музыку официально. Год говоришь, убеждаешь, потом принимаешь меры.

В первую очередь к тем, кто продает диски на базаре, кто загружает пиратскую музыку тоннами на телефоны. Нужна служба мониторинга, которая в Интернете пресекает факты нелегального воспроизведения контента. Каждой песне на музыкальных платформах присваивается код, и по нему вычислить факт нарушения авторских прав не составляет труда.

Без таких действий говорить о развитии индустрии под видом выдачи артистам денег – это не решение проблемы.

– То есть нужно создать условия? Иначе говоря, дать удочку вместо рыбы?

– Конечно, человек должен понимать: если он напишет хорошую песню, государство защитит его права. «Волшебное окошко» сделает свою работу. Я готов сделать все как положено, соблюдая алгоритм. Но почему сосед мой скачал этот трек бесплатно? Почему уже завтра в плохом качестве можно скачать этот трек на 30 сайтах?!

В России система защиты исполнителей работает. В лейблах огромное количество юристов, которые защищают права своих артистов. Лейблы выполняют функции авторских агентств.

У нас, увы, ситуация с авторскими правами сложная, четкой системы подсчета гонорара не существует. До меня доходили авторские отчисления. Как исполнитель, в прошлом году я получил 125 000 тенге авторских отчислений за использование моих песен. Денег могло быть значительно больше. Для этого нужно, чтобы прослушивание стало легальным.

Иван Бреусов открыл свое агентство и защищает права композиторов, авторов слов, аранжировщиков и музыкантов. Каждый получает свой процент за вклад в создание песен. Но таких, как он, готовых открыто говорить о проблеме, – единицы.

– Как создать хит? И правда ли, что иногда проще повториться и не рисковать, чем придумать что-то новое?

– Меня спрашивали недавно в интервью, что такое хит. Мое определение простое: это пес­ня, которую ты уже слышал. Она тебе что-то напоминает, кажется знакомой. Что-то нравилось в детстве, уловил что-то знакомое. И так строятся в дальнейшем твои предпочтения. Поэтому все хиты друг на друга похожи. Далеко не всегда хит – это что-то новое, молодое, динамичное.

– А так ли плохо, что творческая молодежь уезжает? Это же университеты – возможность поработать в Голливуде, Силиконовой долине или в лейбле Тимати. Посмотреть, как работают с авторами, как работают юристы, а потом вернуться и реализовать опыт здесь?

– Я бы не смог реализовать это здесь, даже зная, как это работает. Только-только оживает культура концертной деятельности. У нас же проведение концертного тура – чеса, как его называют, – невозможно. Себестоимость будет колоссальная. Билет сделать дорогим не получится. Прокатчики выставляют неадекватный ценник за хорошее оборудование, свет, звук. Поэтому, вероятно, я бы не вернулся, если уехал в юности.

Я – артист. Моя работа – давать концерты, я это умею и люблю делать. Здесь концерты возможны только в формате частных мероприятий. Дать концерт во Дворце Республики практически нереально (в истории группы «101» такой сольный концерт был. – Ред.). Артист не заработает на этом. Даже маломальская звезда в России имеет бесконечный график гастролей. Будь то группа, исполнитель или стендап-комик: 50 городов, выступления через день. У нас 3–4 города – это все возможности.

Второй момент – мотивация. Да, есть артист со своей аудиторией. Он может собрать зал, но ему это неинтересно. А зачем готовиться, обновлять репертуар, репетировать, если завтра можно попеть 30 минут на свадьбе-тое под фонограмму и заработать свои три миллиона? Зачем работать с живым ансамблем, хореографией заморачиваться? Система испортила артистов.

Но не все потеряно. Есть артисты, которые начинают концертную деятельность. Концерт – это твоя аудитория. А на свадьбе твой слушатель – отец невесты, ну и сама невеста. Если им понравится, тебе хорошо заплатят и еще пригласят. Остальным гостям безразлично, и исполнителю гости безразличны. И вот певец всю программу работает исключительно на одного человека. На невесту только смотрит. И никаких рисков: соберешь зал или нет, купят ли билеты, какие будут отзывы…

Системно нужно работать, чтобы менталитет изменить. Чтобы руководители управлений культуры, культурных объектов и телеканалов смотрели шире на творческие вопросы. Чтобы не было ситуации, как однажды в Таразе, когда мы приехали с молодыми исполнителями, а нам говорят: они не будут выступать во Дворце культуры, потому что здесь такие известные артисты выступали… Это довольно странно. Почему на стройке рабочему можно даже индийские песни петь и становиться звездой на любом языке, а во Дворце культуры нельзя?

– Что еще можно сделать, чтобы креатив стал приносить пользу для страны?

– Все говорят, что надо развивать креатив, но не говорят, что креатив надо защитить. В области авторских прав и защиты от пиратов. Не говорят о том, что деньги должны выделяться на возвратной основе по бизнес-плану, а не по знакомству.

Мы должны использовать мировой опыт. Иманбек – исключение, это чистой воды удача. У него же было много ремиксов, которые не «выстрелили». И Розу Рымбаеву в их заочном «споре» я поддержу: она сказала как есть, как думает.

Внутренний рынок – нет вопросов, нужно работать над идентичностью и собственным уникальным кодом. Внешний рынок – другая история. Если мы хотим экспортировать наш культурный продукт, нужно ориентироваться на другие правила. Есть опыт, например, Южной Кореи. Но ждать результатов нужно много лет, чтобы бой-бэнды, как BTS с Big Bang, стали номером один в рейтингах.

И тогда можно свои идеи транслировать на многомиллионную аудиторию и формировать актуальную повестку в сфере кино, телевидения, музыки. С экспортированием собственных идей – отдельная история. Это стратегия на 20–30 лет. Там не только музыка, но и кино, и политика, и лидеры мнений, и блогеры, и архитекторы, и скульпторы... Нужен свой тренд. Это сложно сделать, если творческие люди будут уезжать.

– Экспорт талантов можно рассматривать как отдельный вид бизнеса для страны?

– Экспортный продукт не только в музыке. Купят то, что им нужно, а не то, что мы хотим продать. Будет это локальный коллектив или группа, поющая на английском для всего мира? Есть разница? Продвигать культурный код можно и нужно. Но с ним сложнее завоевать мир.

Возвращаясь к Розе Куанышевне и Иманбеку – это ведь еще и конфликт поколений. И она права, и он прав. Он завтра придет с новым ремиксом и с успешным кейсом за плечами, скажет: помогите продвигаться, я пойду завоевывать вторую премию «Грэмми». И его можно и нужно поддержать.
Но чтобы помочь эффективно, нужен Центр поддержки артистов, экономисты, расчеты, бизнес-план. Тогда все получится.

АВТОР:

Кирилл Пяртель, «Казахстанская правда»