«Не забыть нам любимые лица, не забыть нам родные глаза»...
Юбилеи
– поет неповторимый Хворостовский. А из моих глаз льются нескончаемые слезы, плачу потому, что время не лечит. Не лечит боль утраты величайших сынов казахского народа Мухамеджана Тынышпаева и моего папы, его сына Искандера... Смотрю на пожелтевшие фотографии из семейного архива, вглядываюсь в такие родные и любимые лица, и снова, и снова задаю вопрос, на который до сих пор нет ответа: «Почему? За что?»..
Самые умные, красивые, талантливые, мужественные, самые лучшие люди земли!!! Почему именно их уничтожала власть? Кому мешала их светлая, чистая душа?
У дедушки было все, что могло сделать его счастливым: ум, талант, красота, трудолюбие, знания, а самое главное: он любил свой народ и служил ему так, как мог служить горячо преданный сын. А была еще одна любовь. Моя бабушка – красавица Гульбахрам! Красивая и удивительно гармоничная супружеская пара. Представляете, он, эталон интеллигентности, уникальная личность, человек энциклопедических знаний, инженер, политик и красавица, умница Гульбахрам! Она родила ему первенца Искандера и двух замечательных дочерей Фатиму, Дину. Гульбахрам могла спокойно быть счастливой женой и любящей матерью, устраивать необыкновенные приемы, менять наряды, но она была другой, занималась благотворительностью. Имея медицинское образование, помогала своим землякам в тяжелые годы. И даже во время эпидемии холеры, исполняя свой святой врачебный долг, зная об опасности смертельной болезни, не переставала спасать больных.
Возвратившись из очередной экспедиции, Мухамеджан Тынышпаев не застает любимую супругу, мать своих детей, а видит только погребальный костер, где вместе с другими умершими от холеры сгорает тело преданной спутницы. О чем думал он в этот трагический момент, держа за руку маленького сына Искандера? Мы никогда не узнаем. Как не узнаем, как невыносимо тяжело было ему одному поднимать на ноги детей, дать им прекрасное образование. Но отец научил детей главному – не прогибаться под обстоятельствами, уметь держать удары судьбы и оставаться собой...
Когда Мухамеджана Тынышпаева сослали в Воронеж, Искандер, горячо и преданно любивший отца, несмотря ни на что, поехал к нему в ссылку. Там купил новой семье дом, корову. Кто знает, может, благодаря именно этому семья с маленьким братиком и выжила в те тяжелые годы. Хотя этот настоящий сыновний поступок стоил ему десяти лет каторги. Отречься от имени отца, фамилии ни во имя жизни, ни во имя чего-то другого он бы не смог никогда. Искандер был преданным сыном.
Первая работа молодого кинооператора Искандера Тынышпаева стала последней в профессиональной деятельности инженера Тынышпаева. Это была смычка Турксиба.
Папу приговорили к расстрелу, и только через год приговор заменили десятью годами каторжных работ в сталинских лагерях системы ГУЛАГа. Соловки, Беломорканал, Нижний Тагил...
Я родилась, когда папе было 47 лет. Но жизнь подарила мне еще 40 незабываемых лет рядом с отцом. Эти сорок лет она подарила мне, чтобы понять, какую фамилию я ношу, к какой великой династии принадлежу, что значит Родина. Чтобы понять величие своего отца.
Он никогда не рассказывал, что пришлось пережить ему в лагерях, что стоило выжить на лесоповале. Никто и никогда не знал и уже никогда не узнает, чего стоило ему добиться реабилитации отца, ставшей для него реликвией, сокровищем, самым ценным документом, за который отец не пожалел и жизни... Рядом с реабилитацией фотография Мухамеджана Тынышпаева, наверное, уже перед расстрелом. Фотография глубокого замученного старика, с полными трагедии глазами... А ему было всего 58!
Мало кому отец рассказывал, что в жизни пришлось пережить ему...
Я была единственным свидетелем папиных исповедей. Это были тяжелые монологи о прошлом, где звучали непонятные для меня слова: «Отец», «Турксиб», «Железная дорога», «Мы – казахи», «Беломорканал», «Расстреляли»... Отец мне многого не договаривал, я многое не понимала: его слова и мысли давно уже переставали относиться ко мне. Папа уходил далеко в себя. Может, тогда он превращался в того далекого, зареванного пацана, что стоял у догорающего в костре тела матери...
Опять он мне говорил: «Ты Тынышпаева! Ты казашка!». Маленькая, я могла лишь повторять за ним: «Азяська!». Монологи! Монологи! Монологи! Мы вместе плакали, сидя у него на коленях, прижавшись к его сильной груди. И упрямо, гордо, сквозь слезы повторяла: «Я азяська! Я тоже азяська! Я твоя азяська!».
Сейчас уже плачу одна, и понимаю, что я счастливая дочь. У меня удивительно мужественный и необыкновенно добрый отец. Он не был, он рядом, потому как теперь уже все его слова, все, что он рассказывал мне, навсегда живут в моем сердце, в моей памяти.
В этом году Мухамеджану Тынышпаеву исполнилось бы 140 лет, а его сыну Искандеру Мухамеджановичу Тынышпаеву, первому кинооператору – казаху, заслуженному деятелю искусств, народному артисту Казахстана, 9 мая исполнилось бы 110 лет.
Перед смертью папа позвал и вручил мне пожелтевший лист бумаги. Сказал: «Доченька, я вручаю тебе этот документ, ради которого жил на свете, документ, который когда-нибудь, может быть, спасет твою жизнь!..». Это была реабилитация Мухамеджана Тынышпаева.
Вот так и смотрят на меня с фотографий отец и сын – две неразлучные героические судьбы...
Елена Тынышпаева.
